«Эта книга посвящается Бенни и его собратьям
— всем брошенным кошкам и котяткам в клетках,
которые продолжают ждать долгожданного дома»
Джексон Гэлакси, кошачий папа и бихевиорист

Дорогие друзья, в нашем блоге представлено много материалов по книгам и роликам нашего любимого кошачьего папы Джексона Гэлакси. Кто регулярно читает эти статьи, наверняка оценил полезность советов и опыта специалиста по поведению кошек, тем более за его спиной стоят врачи и ученые-исследователи. Как заявил сам Джексон Гэлакси, миссия его жизни это сделать нашу планету лучшим местом для кошачьих. Мы продолжаем автобиографический рассказ о том, как два сломленных существа помогли друг другу, это были сам Джексон и главный человек в его жизни - кот Бенни. Повествование от первого лица.

Кот Моджо

Оптимизация окружающей среды имеет решающее значение для благополучия ваших кошек. Пусть это станет для вас посвящением в мир кошачьего Моджо, или как увидеть мир через кошачьи очки:

1. Кошкам нужно охотиться. Игра и добыча - это одно и то же. Если ваши кошки не охотятся, у них нет собственного пространства, поэтому играйте с ними в интерактивном режиме. Знакомьте их с процессом «Охотиться, Поймать, Убить, Съесть» КАЖДЫЙ ДЕНЬ.
2. Кошкам нужна своя территория. Они делают это с помощью запаховой и визуальной маркировки. Убедитесь, что у них достаточно мягких постелей, одеял, когтеточек и тому подобного и разместите их в территориально значимых местах, то есть там, где пахнет вами!
3. Кошки видят каждую комнату в 3D: это касается не только пола. Это касается пола, дивана, уровня барного стула, раковины, книжных шкафов. Доступ ко всем аспектам этого мира создает еще один уровень территориальной безопасности.

Кошек МОЖНО обучать! Кликер-тренинг - это система обучения, основанная на положительном подкреплении, которая с большим успехом применяется на различных видах животных, от китов и дельфинов до кур, голубей, кошек и собак (об этом методе мы уже писали в одной из предыдущих статей). Хотя я не сторонник использования этого замечательного инструмента для обучения трюкам, которые кажутся животным унизительными (например, прыжкам через обручи или езде на велосипеде), обучение с помощью кликера можно использовать для

1. достижения желаемого результата, который поможет вам лучше ладить с вашей кошкой, например, кошка научится сидеть пока вы готовите ужин;
2. эмоционального общения со своей кошкой, занимаясь структурированной деятельностью;
3. сочетания того и другого в обучении кошачьей ловкости, которая тренирует разум и тело кошки, одновременно укрепляя связь между вами.

Именно тогда я обнаружил, что узнаю кошек на более глубоком уровне, чем когда-либо. Я знал не только то, что они грустные, из-за отсутствия менее антропоморфного слова, но и почему. Собаки, находящиеся на нашем попечении, выбросили эти чувства на мелководье психического бассейна (понятие из книги Ньютона Майкла «Предназначение души»). Не в обиду собакам; на самом деле, как раз наоборот — собаки знают, как заставить людей реагировать на них. За время своего общения с людьми собаки социально эволюционировали почти так же, как люди с другими людьми. Это, конечно, причудливый способ сказать, что они знают, как надавить на нас. На протяжении эволюции домашних кошек это никогда не вызывало беспокойства, поэтому они и никогда не развивали в себе этот талант. Но я начал чувствовать, что, когда я смотрю на любую кошку, находящуюся на моем попечении, начинается разговор. Позвольте мне объяснить, прежде чем будет написано еще одно слово: я ни разу не спрашивал кота: «Расскажи мне, как дела, Чарли?», а Чарли отвечал: «Боже, Джексон, спасибо, что спросил. Меня немного раздражают лампы дневного света, и не мог бы ты, пожалуйста, взглянуть на этот крошечный поддон, так называемый «туалет», но, эй, я все еще хожу на своих лапах, понимаешь? Не могу пожаловаться, приятель».

Что такое коммуникатор по отношению к животным? Определение коммуникации таково: передача или обмен информацией или новостями; успешная передача чувств или идей. Итак, общаюсь ли я? Конечно, да. Это единственное, что у меня есть, кроме нирваны между исполнителем и аудиторией, она напоминает мне о святости, о тишине, которую другие описывали мне в своих медитативных практиках. С каждым морганием, с каждым едва заметным кивком, с каждым расширением или сужением зрачков мы чувствуем вибрацию друг друга. Ты задерживаешь дыхание, я задерживаю свое. Если у меня на руках волосы встают дыбом, то и на твоем теле в тридцати футах от меня тоже. Я поднимаю подбородок на три дюйма, ты расслабляешься и узнаешь меня. Ты прижимаешься к стене под изголовьем кровати, и я чувствую, что сейчас заплачу. Ни один из нас не больше и не меньше другого. Общение - это понимание, приводящее время и пространство к общему знаменателю, который является нитью паутины, соединяющей существо с существом. И это не имеет никакого отношения к языку в том виде, в каком мы его знаем. Английский, в том смысле, в котором он используется, не только нелепо неуместен, но и является нашим врагом.

Таким образом, единственная заноза в моих отношениях с клиентами - это давление, которое я испытываю с их стороны, когда они требуют объяснить, что чувствуют их кошки, и когда я не могу этого сделать, они часто разочаровываются. Я могу интерпретировать движения, изменения энергетической температуры, но остальное просто невозможно передать на аутсорсинг. Я не пытаюсь что-то утаить от вас, не пытаюсь позлорадствовать по поводу того, что знаю вашу кошку лучше, чем вы; я просто не могу сказать вам по-английски, что ваша кошка говорит по-кошачьи. Я хочу, чтобы ты встретился со мной в этих классных снах. Они ни в коем случае не являются чем-то исключительным. Если я и являюсь кем-то, то, возможно, воздушным змеем, который воздействует на кожу молнией. Я не могу — и никто не может — вдохнуть жизнь в опыт общения с животными, используя средства коммуникации человека, и, возможно, именно поэтому двуногие компаньоны теряют терпение и ищут кратчайший путь. Поэтому, когда я провожу время наедине с котом, возвращаясь в человеческую атмосферу, я никогда не знаю, как ответить на вопрос: «О чем думает Ральфи?»

Конечно, в то время я по-настоящему не обдумывал все это; я просто знал, что хочу быть адвокатом, стюардом, которым, как я знал, я мог бы стать, и я подталкивал к этому многих других. И я знал, что не смогу объяснить людям, что такое «кошка», не будучи вооруженным человеческим словарем, знаниями и тому подобным. Я мог бы кричать во все горло, что заключил какую-то сделку с кошачьим миром, но с моим именем, татуировками и бородой я и так казался достаточно сумасшедшим. Я знал, что мне нужно соблюдать определенную степень законности, если я хочу что-то изменить.

Через пару месяцев меня повысили до начальника стойки регистрации. Серьезно, поди разберись. Текучесть кадров на этой должности была чертовски высокой, потому что это была работа, рассчитанная на эмоциональное выгорание; работать в приюте было тяжело на любой должности, но именно администратору на стойке регистрации приходилось иметь дело с людьми, отказывавшимися от животных, которые жили у них двенадцать лет, например, потому что «у них больше нет для них места». Многие из нас пришли в приют из-за того, что у каждого из нас был свой уровень эмоционального выгорания. То, что вас поставили на стойку регистрации, означало, что у вас было больше дипломатических навыков, чем у других, что на самом деле было двусмысленным комплиментом. Давление за этой стойкой было ощутимым. Тогдашний администратор, Лонни, был подобен клапану на скороварке. Он умело разруливал сложные ситуации и к тому же блестяще нас успокаивал. Однако было очевидно, что это начинает его раздражать. Затем он начал ругаться на меня и других коллег. Однажды у этой скороварки разлетелась крышка по всей комнате. Он буквально взорвался из-за чего-то, каким бы несущественным и надрывающим нервы оно ни было, подбросил бумаги в воздух и буквально выскочил вон. Выходя, он взял главный ключ от кассового аппарата, который висел у него на шнурке, как корона на стойке регистрации, и, я уверен, неосознанно, ударил им меня по затылку. Лонни покинул здание. Спасибо вам и спокойной ночи. На следующий день мы с приятелем, нанятые на одной неделе и проработавшие менее шести месяцев каждый, стали со-супервайзерами. Всем знакомо это чувство, или, по крайней мере, я надеюсь, что оно знакомо — я бы не хотел оставаться в одиночестве — ты добираешься до места назначения, и это… не то. Работа, которую ты хотел, квартира, которую ты хотел, город, который ты хотел. Однажды ты просыпаешься и говоришь себе: «Боулдер. Вот то самое место. Вот где я достигну вершин своего творчества, вот где я буду черпать вдохновение, и люди будут трогать меня, и я полюблю горы...». Вам даже не обязательно осматривать это место. Вы полагаете, что достигнете личных вершин в стране вершин. А если у вас этого не получится, что ж, это самое безопасное место для нервного срыва, как и любое другое.

Прожив лето в своей машине, чтобы позволить себе переезд, вложив в нее все, что можно, в прямом и переносном смысле, однажды утром вы смотрите на своих соседей, покрытых снежными шапками, с глубоким, но отстраненным восхищением, оглядываетесь на себя и говорите: «Это... Это не то». Что ж, это повышение было одним из тех, которым оно не было. Это была куча бумажной работы, куча головной боли. Я ненавидел быть администратором. Нам приходилось отказывать людям в усыновлении. Нам приходилось собирать крупные суммы денег с людей, чьи животные потерялись и впоследствии были конфискованы. Я осторожно проводил в конференц-зал бессчетное количество людей с красными лицами, вздувшимися венами на шее и брызжущими слюной мне в очки, чтобы избежать массовой истерики, вызванной эффектом домино. Конечно, мы также содействовали усыновлению, мы следили за тем, чтобы все было правильно подобрано; мы проделали большую позитивную работу. Но я чувствовал, что скороварка начинает бурлить. Я ни в коей мере не был склонен к конфронтации, поэтому начал бояться разгневанных людей, и, конечно, мое сверхчувствительное «я» могло заметить их в тот момент, когда они входили. Я делал все возможное, чтобы использовать свои навыки вербального айкидо, чтобы отвести негативную энергию и застать обидчика врасплох, пропуская ее через себя, но я мог сделать не так уж много. «Не могу поверить»! - однажды закричал на меня один парень, когда я сказал, что ему придется заплатить нам, чтобы мы вернули его конфискованного корги (порода пастушьей собаки). Он огляделся по сторонам — в особенно оживленную субботу у стойки было три человека в ряд, — как будто пытался собрать компанию. Толпа была достаточно большой, чтобы я мог говорить своим успокаивающим голосом джазового диджея. «Но сэр—» «Вы скорее отправите мою собаку в газовую камеру, чем вернете ее мне!» Его штраф составлял пятьдесят долларов, и на нем были часы Rolex, которые явно стоили больше, чем я заработаю за следующие два месяца. «Я не думаю...» «Вы, нацистские ублюдки!» И я взорвался. Я не выдержал. Я перегнулся через стол, чтобы схватить его за шею. К счастью, он сделал шаг назад, и я неловко приземлился на пол. Мой коллега провел меня в конференц-зал, и я сидел там, вспоминая тот день, когда меня интервьюировала Одри на этом самом месте менее полугода назад. Я полностью сломался за такой короткий промежуток времени, и, учитывая, что мое психическое состояние уже было в таком плачевном состоянии, я понял, что пришло время сказать, что это не то. Мне нужно было двигаться вперед. Я должен был знать, какой более важной цели я мог бы служить.

Я начал проводить много времени с Дейзи, нашим координатором по работе с общественностью, у которой был дар обучать людей, не обращаясь с ними свысока. В отличие от «обучения», продемонстрированного опытным ветеринаром по стерилизации, Дейзи была искренне увлечена своей работой, своей ролью посла и защитника животных. Она донесла наше послание сострадания до общественности в то время, когда организация «Люди за этичное обращение с животными» (PETA) была в глазах общественности в одном шаге от террористов. Дейзи привнесла наши идеи о стерилизации и противодействии жестокости в учебные классы, распространяя идею сострадания начиная от домашних питомцев ко всем животным, иногда используя графические видеоролики PETA, снятые под прикрытием. Мы говорим о шестиклассниках, десятиклассниках; мы говорим о детях, которым вы могли бы предложить новую перспективу в очень важный момент их жизни. Мы с Дейзи часто говорили о концепции бережного отношения к животным — мы не являемся «владельцами» животных в том смысле, в каком мы являемся владельцами газонокосилок и сумок для книг. Мы - стюарды. Мы - их опекуны. Дейзи, как никто другой в те дни, сформировала для меня понимание нашей работы по отношению к животным, с которыми мы делим этот мир.

Дейзи была слишком кармически корректна, чтобы объяснить, почему она решила уйти, но дело было сделано еще до того, как машина сплетен успела раскрутиться. Как бы то ни было, когда она сказала мне, что уходит, я сразу же захотел оказать ей честь, продолжив ее работу. Проблема заключалась в том, что на самом деле координация, важная часть работы координатора по работе с населением — была мне не по силам, что я и начал демонстрировать своей слабой схваткой на стойке регистрации. Впрочем, как обычно, это меня не остановило. Я полагал, что моя настойчивость, мои убеждения компенсируют мою явную неспособность к самоорганизации. Итак, как и в начале работы в HSBV (Общество защиты животных Боулдер-Вэлли), когда я только устроился туда на работу, я действовал «как будто». Я втиснулся в одежду координатора по работе с общественностью в HSBC и убедил свое начальство, что она мне идеально подходит. Облегающий костюм во многом подчеркивал мои природные данные. Театр - мой дом, и я был прирожденным актером во всем, что касалось спектаклей; иными словами, я говорил о защите животных, стерилизации, нашей роли опекунов, миссии Общества защиты животных, от кабинетов начальной школы до залов заседаний Совета директоров и всех промежуточных мест. Моя способность общаться с аудиторией со сцены легко переносилась в комнаты, полные детей, корпоративных костюмов, в прессу или тех, с кем я общался в любой день. Я знал, что именно они могут переварить и вытерпеть, как если бы это было напечатано на странице, лежащей передо мной, и я играл в этих местах и сдвигал их ограждения почти до краев, но не до конца. Я доносил до них идею так, как они никогда не слышали (или не чувствовали).

Но мой мозг не работает организованно. Мой мозг работает в потоке идей. Если кто-то или что-то есть рядом, чтобы уловить эти всплески, тем лучше. Но чаще всего это делаю только я, и тогда все идеи вылетают в трубу, а это значит, что я совершенно не справляюсь с проектами, требующими долгосрочной концентрации и планирования. Я мог бы представить себе окончательный вид, скажем, двадцатиминутной презентации PowerPoint, но проведение указанной презентации было на грани невозможного. Если у меня возникали какие-то проблемы с концентрацией внимания, я мог отправиться на часовую экскурсию по офисному складу в поисках перьевой ручки идеального качества, с помощью которой мой проект мог бы жить или умереть. Моё полное уважение к администрации, они были со мной солидарны. Они наняли профессионального организатора, они наняли для меня ассистента, они дали мне все возможное время для достижения целей и не стали закручивать гайки, пока не почувствовали, что я не оставил им выбора. Но даже когда я выполнял (частично) обязанности директора по работе с населением, именно работая с кошками, я чувствовал себя как дома. И тут я переступил порог.

В ту июньскую ночь, около 2:00 ночи, я был там, где всегда был, когда приближался крайний срок сдачи работы; я пил холодный кофе в "приюте" лицом к лицу со знакомым и печальным осознанием того, что, если я хочу сохранить эту должность, я должен выполнять свою работу, когда отвлекаться не на что. В восточной части Колорадо, казалось, целую вечность было сухо, как в пустыне, а теперь установилась суровая погода. Дождь, барабанивший по крыше, пугал меня, потому что убежище находилось прямо посреди поймы, и если бы дождь стал слишком сильным на земле, которая так же страдала от жажды, как и в ту ночь, мы бы оказались в большом дерьме. Вдохновение для этой презентации иссякло, и в тот момент я действовал исключительно по своей воле, зная, что каждая проходящая минута означает еще полчаса потерянного сна и что утром мне придется принять гораздо больше лекарств, чтобы добраться до этого места завтра. И в довершение всего, был шум. Эхо в нашем здании было настоящей пыткой — в такую ночь, как эта, под дождь и раскаты грома, все, что вам нужно было сделать, это пройти десять шагов в любом направлении, чтобы услышать отчаянные мольбы из разных зон содержания животных; а я просто сидел за своим столом, уставившись на растущие разводы от воды в углу потолка, ощущая ползучую липкость от слишком большого количества кофе (и прочих стимуляторов) и недосыпания, но вишенкой на торте стали конфискованные кошки. Они. Кричали.

В своем крайне возбужденном состоянии я понял, почему молодым родителям нужно считать до десяти, чтобы не начать укачивать своих малышей. Я знал, что у нас было несколько новых мам и выводков. Мы перевели кошек из другого приюта, который беспомощно трещал по швам после сезона котят, плюс к этому у нас было обычное количество бездомных животных и «отказников» (то есть опекуны сдали своих питомцев в приют). Они все кричали; шум дождя и перепады атмосферных температур выводили их из себя, и чем хуже становилась погода, тем хуже становилось кошкам, потому что им нужно было как-то выразить свое беспокойство. Я почувствовал, что мое кровяное давление подскочило до такой степени, что в ушах зазвенело сильнее обычного. (Давным-давно у меня развился сильный шум в ушах из-за того, что я демонстративно носил беруши). Я помню, как в отчаянии ударился головой о стол. Когда я снова поднял ее, у меня был план.

Анитра Фрейзер из моего родного города Нью-Йорка была одним из моих первых «удаленных наставников». В своем новом начинании, связанном с кошками, я был довольно застенчив, и мне не хватало самоуважения, необходимого для того, чтобы звонить немногим другим специалистам в моей области, поэтому вместо этого я жадно читал их книги, ведя воображаемые беседы с теми, кто разделял мои взгляды. Анитра казалась мне воплощением Мэри Поппинс, придерживающейся целостного кошачьего мышления. Она ездила на велосипеде от одной консультации до другой консультации по улицам района, где прошло мое детство. Она работала с несколькими методиками и не боялась сочетать поведенческие ноу-хау с непоколебимой уверенностью в том, что ее эмпатические инстинкты верны.

Одной из концепций, которую Анитра воплотила в жизнь, была фраза «Кот, я люблю тебя». Она писала в журнале «The Natural Cat», что гуляла по улицам Манхэттена, переходя от одного дома к другому и, приближая своё лицо к кошкам, слонявшимся в полуденных панорамных окнах, чтобы представиться без угрозы, приветствовала их, медленно моргая и мысленно произнося слова: «Я люблю тебя».
Когда я впервые прочитал об этом трюке, я сразу же опробовал его на Велурии, одной из пяти кошек, живших со мной в то время. И это сработало — как и предсказывала Анитра, Велуриа моргнула в ответ и заметно расслабилась. Важность фразы «Кот, я люблю тебя» и вариаций ее исполнения, с которыми я сталкивался, трудно переоценить. Это наше «вхождение» как людей в мир общения с кошками. Они обращаются к нам с помощью многих своих вокализаций, которые, очевидно, были предназначены для людей. Кошки, по большому счету, не мяукают друг на друга; они используют это для нас, чтобы что-то от нас получить. Так что, если задуматься, мы должны попытаться их выслушать, даже если для этого придется перейти на их сторону коммуникативного барьера. Как новичок в кошачьем поведении, я подумал, что кошкой, которую я люблю, вполне может быть Розетта Стоун (программный продукт, предназначенный для обучения иностранным языкам). Несмотря на то, что я был уставшим почти до истерики и взвинченным, моей идеей было отложить все остальное в сторону — заснуть сегодня ночью могло и не получиться, если не считать нескольких рывков головой на рабочий стол, и презентация могла не состояться, — но если я не успокою кошек, все пойдет прахом в любом случае, черт возьми, так что я мог бы немного поэкспериментировать. Я сделал шаг в сторону клеток с конфискованными кошками; мгновение спустя меня пугает громкий раскат грома и я врываюсь в комнату. И, как будто они еще не кричат, все кошки в комнате увеличивают громкость до 10. Я включаю свет — ошибка, как я понимаю через мгновение после того, как я это делаю, потому что поблизости нет окон, а кошки думают, что уже утро и пора кормиться. Поэтому они переводят громкость на 11.

Я насчитал сорок пять кошек. Комната небольшая, но ряды клеток из нержавеющей стали по периметру делают ее еще более уютной. Я решаю, что не хочу загонять себя в угол; на случай, если мне случится успокоить кошку, я не хочу снова проходить мимо ее клетки и подзаряжать ее. Итак, я начинаю с ряда клеток, расположенных ближе всего к собачьим помещениям. Что, знаете ли, здорово. Собаки чуют мой запах через шаткую вращающуюся дверь и начинают каскад маниакальных словесных доминошек. Это было похоже на передвижение по комнате, полной вооруженных мышеловок. Я начал справа, повернул налево, затем на ряд ниже и направо. Это, безусловно, самая большая проблема, с которой пришлось столкнуться моему хрупкому зрительному диапазону. Когда-либо. Как вы можете обращать внимание на одно дерево, когда весь лес кричит?

Тем не менее, я делаю глубокий вдох. Я делаю шаг вперед. Я оказываюсь лицом к лицу с короткошерстным черно-белым смокинговым котом. Глаза открываются, но лениво: «Я» — медленно закрываются, «Люблю» — и снова открываются, «Тебя». Ничего.

КОТ, Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ

Книга Аниты «Кот, я люблю тебя» предназначена не только для специалистов по поведению кошек. Попробуйте сами. Сначала посмотрите на свою кошку. Смягчите свой взгляд, устраните все препятствия для ее восприятия. Это важно: поймите разницу между пристальным и ласковым взглядом. Затем совместите моргание глаз с безмолвной фразой «Я люблю тебя», вот так:

1. Глаза открыты — «Я»
2. Глаза медленно закрываются — «люблю»
3. Глаза снова медленно открываются — «тебя».

Если вы по-настоящему расслаблены и ваши намерения целенаправленны и искренни, ваша кошка отреагирует, сначала моргнув, а затем расслабившись, совсем чуть-чуть ослабив бдительность. «Я». «Люблю». «Тебя». Крики Глубокий, очищающий вдох. Избавьтесь от разочарования. Целительное намерение течет сквозь меня. «Я». «Люблю». «Тебя». Я хочу успокоить тебя, черт возьми, неужели ты этого не чувствуешь? Я исцелю тебя, нравится тебе это или нет! Подожди, подожди, нет, это не сработает. «Я». «Люблю». «Тебя». Пауза. Дышать. Сделай это еще раз, Джексон. Я верю своим словам. И тогда я понял: может, он и кот, но он - аудитория. Убеди свою аудиторию в том, что ты хочешь для них.... «Я». «Люблю». «Тебя». Вот. Вот оно. Он не моргает в ответ, но ужас в его глазах утихает, он расслабляется. Его зрачки внезапно перестают быть такими расширенными.... «Я». «Люблю». «Тебя». (И ещё один очищающий вдох) Наконец, как будто я не то, чтобы приобрел друга, но уничтожил врага моего друга, он медленно моргает в ответ. Он больше не ищет пути к отступлению. Его механизм «борись или беги» наконец-то сработал, благодаря обещанию безопасности, которое принесли ему мои глаза. «Я». «Люблю». «Тебя».

Теперь уже легче. Мы в порядке. Я отчаянно хочу протянуть руку и дополнить новое понимание прикосновением, но мои инстинкты учителя необъяснимым образом берут верх над моими примитивными эмоциями. У меня есть работа, которую нужно выполнить: один кот готов, осталось сорок четыре. Я втянулся, и это чувство напоминает мне о том, казалось бы, давнем утре в разбитом фургоне, развозившем багеты в середине февраля в Колорадо, когда я погрузился в свои истоки и написал песню, которой гордились бы мои предки. Время замедляется, и выбор становится правильным. Если это не так, от него можно легко отказаться, не испытывая личной привязанности. Это плоды с вечно плодоносящего дерева. Разница в том, что здесь я имею дело не с мелодией, темпом, сюжетом и всемогущим припевом; здесь я имею дело с развивающимся языком, в котором я обнаружил несколько драгоценных общих слов. Дождь не утихает, и я должен дать всем понять, что если они позволят себе довериться мне, я их не брошу, и все будет хорошо. Верьте в меня; посмотрите, как я расслабляюсь перед лицом потенциальной опасности, и ответьте мне тем же. Ночь прошла как кислотный трип (из слэнга наркоманов), иногда спокойный, иногда мучительный, но все это было частью одной и той же единственной мысли. Моя работа заключалась в том, чтобы успокоить всех в комнате и продемонстрировать спокойствие с помощью «Я». «Люблю». «Тебя». Помню, в какой-то момент я разделся до нижнего белья, потому что верхняя одежда была мне нужна на следующий рабочий день, и я не хотел, чтобы она была мокрой. Мне также понравилась свобода побыть наедине с кошками, наконец-то полностью раскрепостившись. Я тихо, меняя интонацию, разговаривал с кошками, от старых до котят, от одиночек до мамочек. Я был с каждым из них индивидуально. Как только я начинал воспринимать свой успех как нечто само собой разумеющееся, следующая кошка снова давала мне пощечину, заставляя подчиняться. С обновленным смирением я переходил к следующему.

Как долго это продолжалось? Все, что я знаю, это то, что когда в комнате «внезапно» воцарилась тишина, я сполз по стене, совершенно обессиленный. Наслаждаясь тишиной, я заметил, что за окном моего кабинета встает солнце. Прошло несколько часов. Был момент, когда я почувствовал, что некоторые из сорока пяти кошек, сидящих в своем величественном молчании, так же смущены излиянием взаимной поддержки и новообретенными языковыми навыками, как и я сам. Я нашел в себе силы и сосредоточился на том, чтобы закончить презентацию, даже когда несколько часов спустя в приют хлынула команда, чтобы начать кормление и уборку. Вокруг меня было движение, но я обнаружил медлительность, которую также находят в медитации. И когда имеешь дело с кошками в целом или с кошками поодиночке, эта замедленная реальность просто бесценна. Кошки могут впадать в ступор, наблюдая за птицами, полностью погруженные и занятые «работой», но сохраняющие энергию до тех пор, пока они не будут казаться, по сути, совершенно неподвижными. В тот вечер я встретился с ними, когда они были в состоянии отчаяния и помог им вернуться к их естественному состоянию уверенности и спокойствия. Подарком для меня стало внутреннее понимание того, как выглядит уверенный в себе кот. Даже в клетке, даже не имея ни клочка территории, ни семьи, ни другого места, куда можно пойти, кроме клетки размером 14 × 14 дюймов, кошки все равно могут излучать уверенность. То, что я довел кошек до такого состояния, не только помогло мне в очень эгоистичном смысле, но и, я считаю, дало им еще одну важную вещь — кошачью уверенность, то, что я называю сегодня «кошачьим обаянием», то маленькое качество, в котором нуждались многие из этих ребят, чтобы хоть как-то ориентироваться в жизни в приюте, это помогло им представить себя таким образом, что они просто быстрее переехали в новые дома.

Когда тебе выпадает удача пережить решающий момент, ты вдвойне счастлив, если у тебя есть возможность оценить его как таковой. Однако для меня ни один решающий момент не обходился без видения старого двуствольного ружья, заряженного страхом и сомнениями «Черт возьми!..» Прошипел я. Это было похоже на мгновение короткой, ничего не значащей интрижки, когда все внезапно меняется; поцелуй кажется блаженным и знакомым, как будто ты делал это миллионы раз раньше, может быть, в другой жизни… «не ходи туда, не позволяй этому случиться...» и, вопреки своему холостяцкому здравому смыслу, ты медленно отстраняешься и вы смотрите друг другу в глаза. И, черт возьми, ты безнадежно влюблен. Решающие моменты, несомненно, блаженны, но, если ты, как и я, достаточно упрям, чтобы по-прежнему верить, что эта жизнь будет развиваться в соответствии с твоим планом, они будут такими же ужасающими. Как бы то ни было, Вселенная была нежна со мной, поскольку просила меня оценить как это благословение, так и ощущение того, что я полностью облажался. И я это сделал. И я делаю это снова и снова каждый раз, когда рассказываю историю о сорока пяти поцелуях, или сейчас, когда я сижу здесь в три часа ночи в совершенно ином настроении, пятнадцать лет спустя, пройдя очень тернистый путь, пишу об этом. Эти кошки, где бы они ни оказались (эти котята уже взрослые!), сделали мне подарок. Слава Богу, потому что, учитывая то, что должно было случиться, мне это было нужно.

Продолжение автобиографической повести о работе Джексона Гэлакси в приюте следует. Надеемся, что это повествование поможет вам ещё лучше понимать взаимоотношения с вашими подопечными кошками.

Благотворительный фонд «Кусочек счастья для бездомной кошки» будет признателен за отзывы.